Проснулся я поздно, да и то оттого, что кто-то осторожно поцеловал меня в щеку. На меня с любопытством смотрели темные девчачьи глаза. Дочь Перла улыбнулась и протянула мне куртку с пришитыми пуговицами.
– Сэлли! – прикрикнул на нее тавернщик. – Не приставай к господину.
Она спешно, чуть прихрамывая, отошла прочь. Что-то не укладывалась в моей голове.
– Послушай, если три года назад с ней произошло несчастье, почему она так спокойно относится ко мне? – спросил я, садясь в постели.
Перл сидел на неразобранной своей – похоже так и не ложился спать, – нервно мял пальцы и старался не встречаться со мной взглядом. Сейчас, в ярком утреннем свете я смог получше разглядеть его. Среднего роста, почти совсем седой, с глубокими морщинами, прорезавшими смуглое лицо, хотя он был еще молод, синие, словно поблекшие или выцветшие глаза, иногда неожиданно оживающие на короткий миг, в которых сквозил незаурядный ум.
– Она-то испугалась и начала плакать, – негромко произнес он. – Но я сказал, что вы не такой, как они, что вы спасли ее из огня…
– Хм… – у меня не нашлось на это слов. – Знаешь, о чем я думаю? Только двое из нас имеют право носить этот цвет.
Я кивнул на рубашку, а лицо Перла, не взирая на смуглость, приобрело цвет молока.
– Но я никогда не замечал за отцом подобного, – негромко продолжил я. – Ты не ошибся?
– Не ошибся.
– Ты видел знак власти – на черной обсидиановой пластине серебряный месяц, обращенный рожками вниз в созвездии судьбы?
Перл покачал головой.
– Любопытно…
– Мне нет нужды лгать вам, милорд! – воскликнул Перл горячо.
– Вот именно. Поэтому-то и не понятно, с кем ты столкнулся три года назад.
Я поднялся и принялся одеваться. Сэлли скромно отвернулась, а Перл ошарашено уставился на мои шрамы.
– Я не был послушным ребенком, – я зло улыбнулся ему. – Но отец никогда не бил меня. А теперь слушай внимательно. Ты мне еще понадобишься в будущем. Если у тебя окажется таверна, ты сможешь успешно вести дела?
– Конечно. Тогда, в южном порту, я содержал одну из лучших гостиниц города.
– Отлично, пойдем тогда искать тебе достойное заведение.
– Вы шутите, милорд?
– Живо!
Перл с услужливой готовностью вскочил и схватил дочь за руку. Девчушка, почувствовав что-то не то, испугалась. Пришлось смягчить тон.
– Спасибо за куртку, малышка. Где ты успела раздобыть пуговицы?
Она улыбнулась чуть растеряно, бросив взгляд на отца.
– Она не говорит с того самого дня, – объяснил он. – Она выражает вам признательность за спасение.
Спустя некоторое время мы стояли у недавно построенной таверны. Добротный трехуровневый дом из темно-коричневого кирпича, с плоской крышей. Внутри большой трапезный зал с высоким потолком, светлые стены, темный дощатый пол, каменный очаг у дальней стены. Вся отделка, столы со скамьями тоже темного дерева. Десять комнат на втором этаже и двадцать на третьем, аккуратная кухня, просторный погреб. Совсем близко от центральной площади, но в тихом уютном переулке.
– Ну, как тебе? – спросил я Перла.
– О лучшем и мечтать бы не пришлось, – прошептал он и продолжил совсем уж жалобно. – Но это слишком…
Я посмотрел на владельца. Он нервно поглядывал на меня. С одной стороны он знал, что у меня наверняка много денег, но с другой боялся завысить цену.
– Слишком? – я вновь критически окинул взглядом дом. – Ничего особенного. Так сколько вы за него просите, любезный?
Продавец оказался умным малым и назвал цену, которую я и ожидал.
– Отлично. Перепиши владение на него, – я ткнул на Перла.
– Это огромные деньги, милорд, – зашептал мне Перл. – Если бы те негодяи ограбили вас…
Я прыснул.
– Им бы не много досталось. Я беру дом в долг.
– В долг? – Перл опешил.
– Думаешь, будь у меня уйма денег, я бы пришел в твою таверенку? Впрочем, это к делу не относится… Это твой долг, Перл, я всего лишь поручился за тебя.
Тавернщик побелел.
– Сколько мне будет стоить ваше поручительство, милорд? – голос его дрожал от волнения.
– Чего ты боишься? Ты ведь сказал, что сможешь поднять предприятие.
– Да, но… Сумма велика, здесь центр, а конкурентов вокруг пруд пруди.
– Посмотрим.
– Так сколько? Сколько стоит ваше слово?
– Ты итак мой должник, Перл. Какая разница?
Он опустил голову и молча кивнул. Продавец предал бумаги на владение таверной, скрепленные нашими подписями и с этого дня Перл стал хозяином «Перекрестка», как называлась таверна. Что ж, свое дело Перл знал. Нанял отличных поваров и прислугу, договорился с торговцами на рынке поставлять ему лучшую снедь. Я поселился на верхнем этаже. Пару дней, пока Перл крутился как белка в колесе, я бездельничал, лежа на постели и глядя в потолок, и размышлял о своей жизни, странных и неожиданных поворотах судьбы и о том, чем заняться дальше. Дня через два Перл доложил мне, что все давным-давно готово, что уже явились первые посетители, которые остались весьма довольны. Но их слишком мало. А не менее чем через пять домов от нас находится первоклассная гостиница, через улицу вторая. И еще одна таверна в самом начале улицы, выходящая фасадом на площадь, славится чуть ли не лучшими в Мидле поварами.
– Мне никогда не отдать долг, – заявил он в самом конце.
– Что-нибудь придумаю, – пообещал я.
– Что тут можно придумать, милорд, – Перл со вздохом оставил меня.
Все началось с того, что в первой гостинице вместо вина оказался уксус, и даже лучшие вина отдавали кислятиной. Потом в номерах завелись клопы, перекинувшиеся на гостиницу через улицу. В довершение всего в таверне на площади повара вдруг словно разучились готовить, и всех воротило от их блюд. Все это узнал Перл от бывших завсегдатаев этих заведений. Он взволнованно слушал новости, замечая, что количество народа в зале весьма прибавилось, и машинально протирая безукоризненно чистые бокалы белоснежным полотенцем. Мне же пришла в голову одна любопытная идея, и пару дней я потратил на ее осуществление. Открывал два портала подряд – в следующий мир и обратно в наш, а потом начинал перемещать последний – так я мог следить за жизнью в городе, не покидая своей комнаты. В итоге я нарисовал карту Мидла – тот самый план, который видел Гаст, и который я впоследствии сжег в огне. Но в этот вариант я добавил магию. Когда Перл, пробудившийся как всегда одним из первых, спустился вниз, дошел до стойки, то обомлел.